меха. А потом вынужден был еще и зашивать бедолаге ухо. Он обработал его анестезирующим спреем, но сомневался, что тот подействовал в полной мере, нанесенный поверх шерсти. Однако Гастон процедуру зашивания перенес мужественно — даже ни разу не дернулся. Правда, его голову придерживала одной рукой Настасья, и Макс на какой-то странный миг даже позавидовал своему псу. Тот никогда не боялся проявлять свое обожание. Никогда не терзался подозрением, что его отвергнут. Он был уверен, что все станут одаривать его любовью за один только факт его существования. Вот и сейчас Настасья ласково поглаживала указательным пальцем носатую морду Гастона, на которой запеклась кровь. И этот поросенок принимал нежную ласку как должное: не смущался, не впадал в комплексы, не задавался вопросом, сумеет ли он оправдать Настасьины ожидания и не разочаровать её. Он еще и заводил темно-янтарные глаза, умильно поглядывая на девушку и как бы говоря ей: «Ну, гладь меня еще, гладь!»

А когда Макс уже заканчивал возиться с Гастоном, неожиданно пришел в себя молодой полицейский. Они с Настасьей даже вздрогнули, когда услыхали его удивленный хриплый голос:

— Я что — еще жив?

3

Они уложили Алекса на заднее сиденье полицейской машины, и в ногах у него пристроилась Ирма — слегка сонная, но уже не впадающая в истерику: серьезная и собранная. В руках белокурая барышня держала теперь капельницу с физраствором — которая нашлась не у Макса, а в аптечке полицейского электрокара. Полчаса назад у Ирмы даже хватило сил на то, чтобы попросить Макса осмотреть безликих — тех, которые сделались ужином для озверевших бездомных псов. С той кошмарной поляны она согласилась уйти только тогда, когда Макс её заверил: несчастные давно мертвы и ни в какой помощи больше не нуждаются. В отличие от её хорошего друга Алекса.

Уже совсем рассвело, но мимо них так и не проехало ни одной машины. Развилка, где они очутились, явно не пользовалась популярностью ни у путешественников, ни у местных жителей.

— Ты должна будешь отвезти его обратно в Ригу — в больницу, — сказал Макс Ирме. — Можешь — в Общественный госпиталь. Там к тебе и твоему другу отнесутся внимательнее, чем где-либо еще. У тебя есть часа три-четыре на дорогу — ты должна успеть. Ты сможешь вести машину? Как твоя нога?

— Вести машину я смогу, дружочек, — заверила его Ирма. — Но жаль, что вы с бэбинькой не сможете вернуться с нами вместе. — На почве пережитого стресса она снова стала именовать Настасью, как прежде.

— Мне тоже жаль, — сказал Макс и сел за руль.

Настасья устроилась на переднем пассажирском сиденье, а Гастон с огромным трудом втиснулся между ними двумя. Так они и ехали, пока не увидали на встречной полосе брошенный электрокар. Батарея Теслы была в нем не разряжена, и машина выглядела совсем новенькой, но Настасья вдруг заартачилась.

— В ней видеорегистратор не работает! — заявила она. — Будем искать другую!

— Придумала: копаться, как переборчивая невеста, — проворчал Макс; но всё-таки они поехали дальше — в сторону Риги, удаляясь от границы с Конфедерацией.

По пути девушка забраковала еще один попавшийся им электрокар. И только третья по счету машина приглянулась ей: диковинного коричневого цвета, вся в грязи, но зато с действующей видеокамерой. По счастью, это оказался мощный внедорожник с просторной кабиной и с ключом в замке. Он даже немного походил на тот автомобиль, который Макс водил в Риге. Настасья, Макс и Гастон перебрались в него. Ирма фон Берг, пересевшая на место водителя в полицейской машине, махнула им на прощанье рукой с ярким маникюром, рванула с места и помчалась обратно в оставленный ими город: вотчину колберов и добрых пастырей.

4

Гастон сумел, наконец, с комфортом расположиться на заднем сиденье, где тут же уснул. И во сне он громко сопел, перебирал лапами и подергивал ушами. Вероятно, видел сны о событиях минувшей ночи — о поляне возле грунтовой дороги.

Макс туда по своему выбору ни за что на свете не вернулся бы. Нет уж, дамы и господа, увольте! Он специально остановил их новый электрокар километра за три до неё, чтобы они с Настасьей могли перекусить захваченной из Риги едой. И уж никак Максим Берестов не ожидал, что его спутница заявит ему:

— Мы должны возвратиться к тому месту и всё там осмотреть.

Он сперва вообще не понял, о чем она ведет речь. А когда понял, то решил, что у неё частично помрачился рассудок на почве стресса и недосыпания.

— Что ты хочешь там осматривать? — возопил он. — Безликие, которых собаки не доели — они просто лежат на земле. Как зомби с вышибленными мозгами в сериале «Ходячие мертвецы». Наверняка ты видела тот сериал по телевидению. А если одичавшие псы снова объявятся? Мы должны ехать к пропускному пункту и переходить границу. Всё остальное — просто потеря времени.

— Во-первых, — сказала Настасья, — если псы объявятся, то мы сможем их отпугнуть: я забрала ультразвуковое устройство себе. А, во-вторых, те зомби… ну, то есть — безликие, они же шли по дороге голые!

Последнее слово Настасья произнесла, слегка понизив голос — тоном школьницы, которая рассказывает подружкам о подсматривании за мальчиками, моющимися в душевой после урока физкультуры. И Макс чуть было не рассмеялся. Сдержался только потому, что побоялся: девушка разобидится на него, и ему станет еще труднее переубедить её.

— Ну, ладно, — сказал он. — Я согласен: сами они раздеться не могли. Кто-то озаботился тем, чтобы снять с них всю одежду. И, так сказать, консолидировать их партию.

Последних своих слов он тут же устыдился. И порадовался, что его не слышит Ирма. Да и вправду: не пристало ему, доктору, говорить о людях как о товарах для транспортировки. Ему вспомнились слова барышни фон Берг о том, что безликие всё чувствуют, только не проявляют этого внешне. Это могло быть правдой. И Макс, пожалуй, мог бы даже провести близкую аналогию: с торпидной фазой травматического шока, когда пациент впадает в прострацию, но его болевые ощущения при этом вовсе не уменьшаются.

Но Настасья, по счастью, не придала значения его словам о консолидации.

— Вот и я думаю так же! — воскликнула она. — Вероятно, Ирма была права. И здесь, неподалеку, в самом деле орудуют они — добрые пастыри. — Страха в голосе девушки совершенно не ощущалось.

— Ну, допустим, пастыри и впрямь здесь орудуют, — сказал Макс. — Предположим даже, мы узнаем это доподлинно. Но что мы делать-то станем с этим знанием?

Он хотел прибавить, что до границы с Конфедерацией осталось чуть больше двадцати километров.